Трудно быть богом

Слишком много или слишком мало хотел сказать табачник с табачной улицы, но сказал лишь то, что сказал. А потом вышел из дома и не вернулся, оставив только дурной сон. Не кошмар, а именно дурной сон, с грязью, из которой никак не выбраться, вонью, от которой никуда не деться, скрежетом, от которого не заткнуть уши. И кажется, выход есть и ответ есть, не зря же благородный дон все время переспрашивает в пустоту: «Что?». Но ответ не приходит, а выхода нет. Нет пробуждения от длинного, почти бесконечного и дурного сна, где местами вдруг может появиться джаз, местами – звон колокольчиков, местами – женский лик на стене, местами – добрый человек, который еще не понял, как выбраться из серой грязи, но уже заподозрил, что это возможно. Но все это фрагментарно, и вычленить это из кучи навоза невозможно. Потому что даже если ты краем глаза вдруг замечаешь различие между серым и цветным, всегда есть свиная нога или куриная лапа, которая загородит тебе обзор. Потому что свиная нога всегда важнее, а главное ближе, чем ренессанс. И если она загораживает обзор слишком долго, то за серыми всегда будет продолжать приходить вереница черных, и круг этот не оборвать ни стихами в кинжальной лавке, ни выпущенными кишками. Наверное, это безысходность. Наверное, это фатум. Наверное, все должно произойти само, без вмешательства извне. Наверное.

Стоит ли все это отдельного трехчасового черно-белого фильма, не знаю. Но богом быть чертовски трудно, а табачник так и не успел больше ничего сказать.

голосуй