Кладбище домашних животных:

Кладбище домашних животных: Мы гуляли, я и зомби

С творческой точки зрения, Стивену Кингу пока не везёт с новым витком его экранизаций, сделанных для большого экрана, причём злая ирония состоит в том, что именно их вредные творческие компромиссы и способствуют тому, чтобы они были сделаны. «Оно», превращённое в необязательный аттракцион и имевшее в этом качестве оглушительный успех, дало дорогу «Кладбищу домашних животных», основанному на тяжёлом, безысходном романе о скорби, разбивающей психику и заставляющей рационализировать невообразимые поступки. Агонизирующая вязкость его повествования при переносе на экран сменяется вязкостью коммерческого хоррора, лишённого вдохновения, цельности, даже понимания стоящей перед ним цели.

И в данном случае подобное не в первый раз. «Кладбище», как и «Оно», уже было перенесено на экран три десятка лет назад, и имевший популярность результат добавил названию узнаваемости; впрочем, тот фильм, даром что адаптированный самим писателем, тоже явил собой довольно дрянную экранизацию, оставив от сюжета лишь кожу да кости и заигравшись в дурацкие эффекты вроде котика с сияющими глазами. Штука с кинговским «Кладбищем» в том, что его эффект и смысл заложены именно в тех глубинах, куда оно погружается; это не то произведение, которое можно переосмыслить, и смягчать его каким угодно образом — значит делать его бесполезным. Здесь соответствие духу первоисточника равно соответствию его действиям. Новый фильм, как и его предшественник, по-своему проваливает задание.

Возможность тем более упущена из-за того, что Кевин Колш и Деннис Видмайер были логичным выбором на режиссуру; их инди-прорыв, «Глаза звезды» — об актрисе, принуждённой к сексу на пути к славе — также рассказывал историю человека, переходившего границы и оправдывавшего собственное саморазрушение, и тот момент, что это была примерно на 80% психологическая драма от первого лица и на 20% хоррор, был тоже подходящим, учитывая, что у Кинга это соотношение не так уж отличается. Но одно из первых же видимых отсутствий в их «Кладбище» — это отсутствие точки зрения, будь то безжалостно-всевидящей или же приземлённо-субъективной.

Пошаговый хоррор оригинала, привязанный к внутреннему монологу его главного героя, заменён на стандартную, безликую структуру из напряжений и передышек; фильм при этом умудряется не ставить ударений ни на тех, ни на других, но просто функционально движется от одной предписанной точки к другой, подчиняя развитие отношений между персонажами, гнёт над ними чужой смерти, родительские тревоги и страдания необходимости каждые минут десять шарахать зрителя, как по расписанию. Если же шарахать ещё нечем, то можно соорудить вставную сцену вроде похоронной процессии с детьми в звериных масках, как бы должной произвести зловещее впечатление, хотя, если разбираться, тут и маски ни к чему, и дети всего-то хоронят кошку, и кадр с означенной кошкой мгновенно лишает эпизод всякой загадки.

Подобный уровень общения со зрителем фильм демонстрирует и дальше. Персонажи меньше похожи на людей, чем на эмоциональную мебель, расставленную строго по своим местам; они рассказывают друг другу про кладбище за четверть часа до титров и находят в интернете имена, ничего не говорящие тем, кто не читал оригинал, — при этом на то, чтобы не просто упомянуть, а визуализировать историю Тимми Бэтермана, одну из самых жутких частей романа, энергии у авторов нет. Впрочем, для этого потребовалось бы, помимо прочего, выбраться за пределы дома у дороги и хоть немного обрисовать место и его обитателей — а ощущения места фильм тоже с самого начала лишён.

И если в свой первый час это «Кладбище», по крайней мере, движется более изящно и с меньшим числом нелепиц, чем экранизация 1989 года, то в финальной трети, начиная радикально отходить от романа, оно подвергает его такому потрошению, что идеи, на которых он построен, не имеют шансов выжить. Оба фильма, в конечном счёте, делают слишком лёгкой параллель между ними и тем, что возвращается с кладбища и пытается вести себя, как то, чем оно было в прежней, настоящей жизни, но ныне представляет собой лишь его тупое, отталкивающее подобие. Кинг писал о древних силах, заставлявших людей поддаваться искушениям и не учиться на своих и чужих ошибках, и чем под это не подходят силы коммерческого кинопроизводства? Посмотрим, сколько пройдёт лет, прежде чем эту историю попробуют воскресить на экране ещё раз.