Современный Михалков не был бы Михалковым, если бы даже для пусть и снятого аж за 24 миллиона долларов, но совершенно скромно и безо всякой видимой помпы выпускаемого фильма не устроил бы развесистую легендарную базу, подробно известную в итоге читательницам газеты «Культура» в её современном исполнении. Так адепты г-жи Ямпольской и г-на Мединского оказались в курсе, что единственный на всю планету Правильный Пароход изыскали для съёмок ажно в самой Швейцарии, что на главную роль претендовал сам Брэд Питт, но Михалкова не устроило «отношение» голливудского актёра к проекту и Михалков «предпочёл» его другому иностранцу — латвийскому актёру Мартиньшу Калите, которого всё равно пришлось озвучивать Евгению Миронову, а также прочие офигительные истории вроде многократного переписывания Михалковым Бунина от руки, дабы «понять, как он написан».
Не пытаясь подтвердить или опровергнуть все эти михалковские басни, а также даже не думая попробовать воспроизвести те мозговые выверты, которые вообще приводят к таким рассказам в прессе, попробуем понять, что такое современный Михалков в тот непростой для него момент, когда вроде и министру можно ночью позвонить, и мигалку больше не отбирают, и на кино дают сколько хочешь, хоть в Швейцарии снимай, хоть на Марсе, и даже с пьедестала главного по Союзу Советских Кинопенсионеров никто уже долгие годы не только не пытается подвинуть, но даже некрасивые истории вроде Киноцентра на Красной Пресне больше не вспоминают. А счастья всё нет, потому как всё это не следствие общей любви и зрительского обожания, а скорее поговорки про неуловимого Джо. Который только потому так неуловим, что никому не нужен.
Летом на ММКФ Михалков, кажется, раз десять успел повторить, что раз мы никому больше не интересны, ну и тьфу на них. В смысле, на треклятый растленный Запад. У нас, мол, юбилей ВГИКа, пусть не круглый, мы и сами с усами. И если старший братец Кончаловский, согласно современной доктрине национальной самодостаточности, хотя бы написал цидульку, мол, повелеваю не выдвигать моего «Почтальона» на «Оскара», то Михалков вообще не удостоил своим фильмом всякие там оскары-фестивали, премьеровавшись почему-то в югославском Белграде. Который, как мы помним, при СССР был самой независимой от Кремля и потому самой «западной» из всех социалистических столиц. Потом — Крым. И потом уже Москва. Такая вот актуальная последовательность.
После всего этого вступления фильм уже можно не смотреть, особенно если вспомнить про монструозный трёхчасовой хронометраж и грядущий пятисерийный телеформат. Но всё-таки если пересилить себя и сходить, то быстро выяснится, что хотя формально это Бунин, а фактически — фильм об одном из эпизодов Гражданской войны, на деле это не то и не это, и даже не нечто среднее. Это вольно растянутое во времени и пространстве совершенно бессюжетное «автоматическое письмо» на тему Бунина, Крыма, но главное — опасностей Смуты и Грехопадения в современном михалковском понимании.
Причём от Бунина там — два диалога из «Окаянных дней» и формальная фабула «Солнечного удара», от Крыма — один титр (с 8 миллионами жертв Михалкова пусть полощут историки), одна Потёмкинская лестница (в Крыму, ну вы поняли), одна плохо нарисованная на компьютере тонущая баржа, а от всего остального — много летающего шарфа и мигрирующего из кадра в кадр бинокля.
Итак, сюжет: белокительный офицерик в солнечный летний день по какой-то причине насмерть втюривается на кораблике в таинственную незнакомку, долгое время пытается то сбежать с ней с кораблика, то потом снова его догнать, в итоге оставаясь с голопопой барышней в затрапезной гостиничке, дабы с утра пораньше уже снова бежать за корабликом. А в это же время в далёком сумрачном пост-революционном будущем он же мёрзнет в Крыму в концлагере для белых офицеров, ведя сам с собой бесконечный монолог вроде «как же это всё случилось?» и «куда всё ушло?» Повторить примерно 43 раза.
Тут вообще много повторяют. Шарфики, реплики, целые сцены. Полное ощущение, что мы уже смотрим ту самую телеверсию, причём все 5 серий. А где не хватает повторов, нам врубают кондовый рапид, сделанный при помощи фильтра «твикстор», а также не менее топорный моушен-трекинг в виде осточертевшего шарфика и навязшего в зубах бумажного голубя.
Причём что хочет сказать всем этим немудрящим символизмом Михалков — предельно ясно кадра эдак с первого. И дальше эта мысль не только не спешит заостриться или углубиться, напротив, она упорно остаётся столь же нетребовательной к реципиенту — какую страну про… потеряли!
С барышнями, матросиками, офицерами, фокусниками, ливрейными, половыми, извозчиками, институтками, писателями (фу!), крыжовником, охотничьими собаками, табачными коллекциями, шляпами, фотокарточками, пароходиками и этой, как её, духовностью. А получили? Получили кровь, вонь, разруху, особенно в головах.
Кто же в этом всём виноват? Михалков непреклонен — пламенные революционерки нетитульной нации и писатели нации титульной. О, это настоящие враги! Это они опошлили Веру, наругали Царя и покинули Отечество! Нафига ты мениск расковырял? В смысле, зачем рассказал пацану про Дарвина? Ты б ему ещё про Эйнштейна рассказал, вашблаародие! А я думаю так — надо взять и на рею. Ну, в смысле автор на этом настаивает, устами актёра Кищенко.
Он вообще тут самый внятный, в этой каше из повторений и рапидов. Рубит правду-матку, через что и страдает. Остальные же возят баланду по кастрюле и устраивают из банального адюльтера (чай не времена поручика Ржевского, чего так убиваться-то) клоунаду с выходом и таинственными записочками и фотокарточками.
И над всем этим — грозная фигура режиссёра, хоть и не соблаговолившего тут появиться самолично, но всё равно переполнившего собой кадр. И на той самой фотке, и в виде портретно похожего усатого факира — вы за нами оттуда наблюдаете, да?
А наблюдает автор, по сути, не за пыжащимся главгероем и уж тем более не за полупрозрачной барышней, весь этот пафос обращён к единственному, кто является здесь не персонажем, но лицом действующим, то есть тем, от кого хоть что-то зависит. А именно, к доброму мальчику-комиссару, который всегда помнит про воскресенье и обязательно помашет на прощанье. Михалков явно не знает, что делать с этой мощной, почти хтонической фигурой, потому в итоге максимум, на что его хватает — это бегать с криками «вы забыли часы» и махать рукой с пирса. То есть сначала мальчик хочет что-то сделать, но не может, а потом может, но уже не собирается. Такая вот сила истории.
А если история, то что ж тут поделаешь. Только голосить в окно баржи и каяться.
Ни стыда, ни греха. Ничего нет, всё потеряли. Всё можем, всё, всё сами сделали, всё своими руками сделали. Что? Я чего-то не видел... далее
Legat
Посмотрел на день "Единства" по ТВ. Перед фильмом показали интервью Михалкова где он в своем репертуаре хвалил достоинства фильма, мол такой роскошный звук, над которым работала команда французских мастеров и картину непременно следовало бы смотреть в кинотеатре ибо ... В общем где то все это я уже слышал... далее
Legat
Россия которую мы потеряли.
Царская Россия покатилась к закономерному фейлу совсем не в 1917 году и не в 1905, а намного раньше. Потерянная Россия ещё в середине XIX века делилась на два измерения. Мир дворян, духовенства, купцов, богатых мещан (не больше 10% в сумме) — и мир остальных. Дело не только в количестве бабла и няштяков и не в делении на сословия... далее
Октябрь в нашем прокате — это такой маленький июль. Он способен приносить удачливым фильмам рекордные деньги, но происходит это нечасто. Впрочем, от этого желающих меньше не становится — каждую неделю нас ждёт как минимум один тысячеэкранник, а иногда их одновременно набирается с полдюжины. Также этот месяц считается везучим для отечественного кино, поэтому за пять уикендов нас ждёт девять российских премьер, в основном это всякий околофестивальный жанр, но есть и широкопрокатные ударные комедии.
источником качественных рецензий, имели свой особый взгляд на кино. Я отправлял ваши рецензии друзьям и после фильмов всегда перечитывал вашу точку зрения... далее